— Не могу, — сказала она, покачиваясь, как будто выбирая место, куда упасть. Рукава ее блузы закатаны до локтей, с
мокрой юбки на пол шлепались капли воды.
И она лежала на мостовой, неподвижная, жалкая и загаженная.
Мокрая юбка плотно облегала раздвинутые ноги, в этом было что-то особенно жалкое и беззащитное. Хотелось наклониться, оправить юбку, скрыть выставленные под чужие взгляды ноги. А за гранитным спуском все плескались прозрачно-зеленоватые длинные волны, и от них веяло сырым запахом водорослей.
На тропинке показалась женщина в выцветшем голубом платочке, с котомкою за плечами. Она бежала, согнувшись и опустив голову, обливаемая дождем; ветер трепал
мокрую юбку, липнувшую к ногам. Путница через лужи добежала до нашей сторожки и, охая, вошла в сенцы.
Все это сливалось в один беспощадно-похотливый глаз, и мимо проносились девушки-работницы в отрепанных юбках, выплывавшие из мглы проспекта женщины с накрашенными лицами, плачущая над песней о гнедых Прасковья Федоровна и Таня с синеватым лицом, с ногами, плотно охваченными
мокрою юбкою…
Неточные совпадения
Руки у неё дрожали, она странно судорожными жестами ошаривала
юбку свою, хотела спрятать в карман
мокрый от слёз комочек платка.
Во дворе на протянутых веревках висело белье; она срывала свои
юбки и кофточки, еще
мокрые, и бросала их на руки глухому. Потом, разъяренная, она металась по двору около белья, срывала всё, и то, что было не ее, бросала на землю и топтала.
Назарову хотелось говорить о похоронах отца — как лучше сделать их, о необходимости прогнать тётку, о Христине и своих планах, но он не находил слов и, отягчённый желаниями, вздыхал, почёсывая
мокрую голову. По двору бегали девки, нося воду, точно на пожар, ими хозяйственно командовала Дарья, бесцельно расхаживал скучный, измятый Левон, пиная ногами всё, что попадалось по дороге. Вот Дарья облилась водою и стала встряхивать
юбку, высоко обнажая крепкие ноги.
Грязные тротуары, мелкий, неперестающий дождик, серое, какое-то ослизлое небо, и на фоне этой картины грубые дворники со своими метлами, обдерганные, запуганные извозчики, женщины в уродливых барашковых калошах, с
мокрыми подолами
юбок, желчные, сердитые люди с вечным флюсом, кашлем и человеконенавистничеством.
Она спустила с плеч котомку, поставила в угол и положила на нее свою белую камышовую трость с жестяным набалдашником; потом подошла к двери и стала выжимать
мокрый, отрепанный подол
юбки. Лицо у путницы было худое, почти черное от загара, и на нем странно белели белки глаз.
Марья Генриховна уступила на время свою
юбку, чтобы употребить ее вместо занавески, и за этою занавеской Ростов и Ильин с помощью Лаврушки, принесшего вьюки, сняли
мокрое и надели сухое платье.
Павел взглянул на нее
мокрыми и незрячими глазами и снова закачался с равномерностью человека, у которого болят зубы, — вправо, влево. Презрительно фыркнув, женщина подошла к кровати и стала оправлять ее. На ходу с нее соскочила бумазейная полосатая
юбка, и она ногами отбросила ее.